«Снесли нашу молодость и детство». Как живется в трехэтажке 50-х годов под боком у Минск Мира

Дом выглядит миниатюрным на фоне высоток Минск Мира, которые выросли буквально через дорогу. Здесь всего три этажа и три подъезда. В среднем из них четыре квартиры, в крайних по восемь. Кстати, нумерация подъездов отсчитывается справа налево.

В доме есть несколько арочных балконов, которые привлекают внимание.

«Знакомые часто спрашивают: не сносят вас там?»

Вопрос сноса, рассказывает Ирина, волнует и ее.

— Я не слышала, чтобы где-то конкретно звучали планы о сносе нашего дома, но от знакомых я порой слышу такой вопрос: «Ну что там, не сносят вас?». И сама уже начинаю задумываться. Ну, на мой век, думаю, хватит. Да и дом недавно отремонтировали. Не думаю, что ремонт делали бы перед сносом.

Ольга в детстве жила на улице Брилевской, училась в школе на Чкалова. Воспоминания об этом районе, говорит женщина, остались самые приятные.

— Конечно, эти новостройки сейчас очень портят настроение, — признается женщина. — В детстве же мы постоянно обитали в старом аэропорту. В нашем классе было очень много детей летчиков и в районе, в основном, жили семьи летчиков. Это был очень милый район: нам, детям, было любопытно наблюдать, как взлетают и садятся самолетики. И вот интересно, что шум этот никого не раздражал, а новостройки прямо мозолят глаз. Сердце сжимается от тоски и печали. Спасибо, что не снесли здание аэровокзала.

А вот Елена вспоминает, что за самолетами не только наблюдали, но порой и летали.

— Моя внучка раньше не могла поверить, что это возможно: «Летали прямо от дома? И не надо было ехать в аэропорт за 40 километров?», — смеется женщина. — Были рейсы и в Украину, и в Питер, и в Москву, и даже в Хельсинки. Да много куда. Помню, мои подруги, с которыми мы ездили в отпуск, смеялись: «Это нам надо рано просыпаться, а Ленка только с кровати встала — и уже одной ногой в аэропорту».

Что касается Минск Мира, выросшего практически по соседству, Елена рассуждает рационально.

— Мне, честно говоря, эти дома не мешают, но я понимаю тех, кто воспринимает строительство в штыки. И самая главная причина, мне кажется в не в том, что снесли какие-то здания, стало шумно или как-то еще, самая большая боль для людей в возрасте, что «снесли» нашу молодость и детство.

Молодой человек вспоминает, как обсуждали, что в районе должен появиться жилой комплекс.

— Размовы пра тое, што аэрапорт будзе закрывацца і на ягоным месцы павінна нешта з’явіцца, хадзілі вельмі даўно. Я чуў гэта з пачатку 2000-х. Вядомма ж, людзі, якія ўсё жыццё жывуць у гэтым раёне, абмяркоўвалі, як гэта будзе, ці будуць руйнаваць нашыя дамы.

Цяпер мне ўжо цяжка сказаць, з якімі думкамі мы прымалі гэтыя навіны, мо нават і не задумваліся. На той момант гэта была такая вялікая прамзона: адсоткаў на 90 — тэрыторыя аэрапарта і авіярамонтнага завода, яшчэ там было літаральна пару будынкаў.

Калі на пачатку 80-х адкрыўся аэрапорт за горадам, нагрузка на стары аэрапорт пачала змяншацца, і ўжо дзесьці на пачатку 2000-х там пачалі ладзіць нейкія мерапрыемствы. На святы ставілі сцэну — звычайна быў гук на весь раён. Ты мог нікуды не выходзіць, а ўсё пачуць так, праз вокны. Часта праходзілі гонкі, а яшчэ выставы сельскагаспадарчыя.

Что насчет шума, Антон вспоминает:

— На Брылеўскай жа была і дарога пад вокнамі, і чыгунка за гэтай дарогай, а праз вуліцу пачыналася лётнае поле, дзе яшчэ лёталі самалёты. Я гэтага ўжо не заспеў, але быў жа час, калі самалёты садзіліся ледзь не кожныя дзесяць хвілін. Але ж ёсць усе гэтыя расповеды пра тое, як людзі, якія прыязджалі сюды ў госці, не маглі заснуць, бо шыбы ажно звінелі ў вокнах, а мясцовыя ўсе спалі.

Ды я і сам памятаю з дзяцінства, калі былі начныя рэпетыцыі вайсковых парадаў (тады яны праходзілі з Уручча і ішлі да Слуцкай шашы), я прасіў, каб мяне бацькі адмыслова будзілі, бо цікава было паглядзець. Я не прачынаўся сам ад таго, што ў мяне пад вокнамі гадзіну ішла гэтая тэхніка.