«Что мы такое для государства? Мошкара» — истории людей, живущих над котлованом 3-й ветки метро

В районе площади Богушевича давно гремит большая стройка — котлован третьей ветки метро, на краю которого оказался частный сектор в Северном переулке. Переулок этот непростой — досоветский, и почти все дома здесь имеют статус памятников деревянного зодчества. Три дома в переулке были определены под снос. В остальных живут люди, причем условия проживания с начала прошлого века почти не изменились: отапливаются здесь печкой, нужду справляют в выгребные ямы, за водой ходят к колонке в резиновых сапогах.

В Северном переулке осталось снести только один дом. Больше года жильцы, не согласные с размером компенсации, судились с государством за свои интересы. До осени они не покидали своего жилища, несмотря на риск погибнуть под завалами: во время летней непогоды котлован под домом обильно заливало дождем. «Мы вынуждены укреплять откос, чтобы здание не обрушилось, — сетовал директор „Минскметростроя“. — Жильцы не только задерживают ход строительства подземки, но и рискуют жизнью».

Сейчас дом отселен и ждет сноса. Чем закончились судебные тяжбы с городом, жители Северного переулка не знают: устали следить за перипетиями соседских судеб, сытые своими бедами. Несмотря на то, что их дома сносу не подлежат, назвать это «сохранением» было бы слишком обнадеживающим. От просторных земельных участков отрезали сады и огороды, оставив лишь пятачки, на которых стоят жилища.

— Работы ведутся круглые сутки, — рассказал нам житель одного из домов. — Раньше включат, бывало, свой вибратор, загоняют сваи, так дома дрожали! По всему переулку посуда звенела, коты места не находили. У соседки потолочная балка провисла, в следующем доме подвесной потолок осыпался. Эти избы 1900 года. Их тронь — уже не соберешь. Что будет, когда подземку построят и поезда по ней пустят? Наверное, будем жить, как на вулкане.

Жить на вулкане местным, вероятно, осталось недолго. Градостроители предлагают расселить и реставрировать дома-памятники деревянного зодчества, разместив в них объекты общепита. Если проект пройдет общественное обсуждение, город займется поиском инвестора для этой инициативы. Но как скоро он найдется и в чем увидит коммерческий интерес, городские власти судить не берутся.

— У нас здесь было 12 соток, — показывает Людмила Павловна на забор, за которым зияет рытвинами котлован метростроителей. — А осталось — 3 или 4, точной цифры даже не знаю. Живем на косогоре, глотаем эту пыль. Тут нарушены все санитарные и пожарные нормы. Крыльцо дома, туалет под окнами и сразу забор.

— Этому дому 105 лет, его строил прадед моего мужа. В 1910 году участок был куплен им в частную собственность. После революции 1917 года землю под домом национализировали, и с тех пор мы живем здесь на птичьих правах, — разводит руками Людмила Павловна. — Сначала землю экспроприировали, а потом вообще отобрали. Но раз государству надо, то что мы такое для государства? Мошкара…

— Представьте, здесь остались в основном пожилые люди, средний возраст — 70 лет. И все мы, с больными ногами с июля по сентябрь кругами ходили до остановки и до «Короны» — пешком — теперь это самый близкий магазин. Сегодня иду за продуктами и думаю: может обойдусь, блинчиков напеку…

На месте бывшего сада Людмилы Павловны появится дорога и вход в метро, хотя на бумагах сад еще существует. Переоформлением обещали заняться метростроители, но почему-то медлят.

— Я до сих пор должна платить за вывоз мусора с 12 соток. Но когда землю отняли, платить перестала. А мне каждый месяц пеню начисляют.

По технике безопасности дрова не должны храниться возле дома: если воспламенятся, вся улица займется огнем. Но метростройка заставила людей потесниться, а за более чем век существования Северного переулка сюда не провели центральное отопление и даже газ: как и сто лет назад, местные жители отапливаются дровами. Теперь, когда от земельного надела у них осталась всего пара соток, памятники деревянного зодчества грозят вспыхнуть вместе с их обитателями.

— Чтобы зимой согреться, нужно 4 машины дров. Или подведите коммуникации, или расселяйте нас! Они вроде бы собираются эти дома расселить, но сроки не ставят: может, через 10, а может, и через 20 лет.

— Наш дом остался почти таким же, как 100 лет назад. Потому что делать ремонт без разрешения Музея деревянного зодчества мы не имеем права. А ходить с этими бумажками по кабинетам — здоровья нет. Городской архитектор, музей, исполком… Они нам говорят, как строить, но строим мы за свой счет, своими силами. Я в своей жалобе так и написала: «Мы оказались узниками и бесплатными сторожами разрушающихся домов». Как никак, я же все-таки литератор.

Наш следующий герой живет в доме на Короля, 20. Днем старая «брежневка» содрогается под натиском бура, который вгоняет сваи в узкую улицу между 17-м и 20-м домом, ночью тоже не знает покоя — работы ведутся круглосуточно. Особенно тяжело приходится тем, кто с советских времен не сменил деревянные окна на стеклопакеты: старые рамы пропускают всю гамму долбящих, сверлящих, грохочущих и скрежещущих звуков. Нашему герою повезло больше — у него в квартире стеклопакеты, но даже через них на седьмой этаж доносятся тарахтящие аккорды из-под строительной техники.

— Летом, когда столбик термометра поднимался выше +30, я все равно предпочитал не открывать окна. А здесь еще южная сторона, так что приходилось несладко. Но с открытыми окнами в доме вообще невозможно находиться.

Однажды метростроители повесили объявление: «В связи с технологическими процессами возникла необходимость работать круглосуточно. Приносим извинения за временные неудобства». Временные неудобства продолжаются более полугода. Сколько еще людям, живущим над котлованом, предстоит мириться с пылью и грохотом, не известно: в паспорте объекта графа «окончание строительства» отмечена прочерком.

— Они грохочут круглосуточно, по будним и выходным дням. Основные работы проводят в светлое время суток. Но и в два часа ночи может приехать караван бетономешалок и следующий час выливать бетон. Ты просыпаешься и ждешь, пока этот процесс закончится. У наших соседей собака с ума сходит от этого шума. А есть же люди с маленькими детьми, пенсионеры с нижних этажей, которые фактически живут на стройке.

Николай утверждает, что, когда в землю загоняют сваи, дом немного шатается. «Не сильно, как от землетрясения, а как от взрывной волны». Но рухнуть он по идее не должен: перед бурильными работами метростроители проверяли его состояние. Жильцам сказали: кто не пустит к себе экспертов, освободит метрострой от ответственности за целостность стен в своей квартире. Случаев отказа наш герой не припоминает.

— Раньше здесь была оживленная улица, поликлиника, парк, а сейчас одни объезды и строительная техника. Окна уже мыть отчаялись: все равно станут грязными за пару дней. Периодически рабочие загораживали въезд во двор, блокировали автомобили жильцов, и приходилось ждать полдня, пока они закончат. Кажется, что метро у дома — это благо, что все его здесь ждут. Но лично я бы с удовольствием перебрался в тихий район на окраине города.